Пьедестал для аутсайдера - Страница 28

– Вы рассказываете просто ужасные вещи, – улыбнулся Дронго. – Почему все было так плохо? Насчет «хрущевки» я уже понял. Но почему вы плохо питались?

– Мы жили в Медведково, – вспомнила Жанна, – это место называлось именно так. Сейчас там конечная станция метро. Мама была рядовым педагогом в школе, а отец – обычным сотрудником финансового отдела на комбинате. Мы с трудом дотягивали до зарплаты. Приходилось все время занимать у родственников или знакомых. Мама говорила, что иногда бывало достаточно трудно. Особенно в последние годы перед девяносто первым, когда всеобщий дефицит стал нормой и деньги просто обесценились. Даже с хлебом и солью начались проблемы.

– Да, – мрачно согласился Дронго, – при том всеобщем распаде, который начался в середине восьмидесятых, к концу правления Горбачева народ был доведен до нищенского состояния. Деньги действительно обесценились, а в магазинах почти ничего не было. Все это правда. Но только это не причины распада, а следствие непродуманной и глупой политики тогдашнего руководства страны.

– Вам не говорили, что являетесь апологетом советского строя, – насмешливо спросила Жанна.

– Пока нет. Но, проведя столько расследований, я могу смело утверждать, что общество, основанное на силе денег, ничуть не лучше общества, основанного на силе идеологии. В первом случае есть максимальная свобода при полном отсутствии справедливости, во втором – попытка максимальной справедливости при отсутствии свободы. В общем, ни первая, ни вторая система ничего хорошего рядовому человеку не дают. Хотя при социализме отношения между людьми еще иногда бывают человеческими, а при капитализме они всегда так или иначе связаны с получением какого-нибудь блага, будь то деньги или даже всемирная популярность. Могу сказать, что ваша мама права. Как правило, деньги портят людей. Но если при социализме вы все еще можете рассчитывать на встречу с порядочным человеком, не думающим только о меркантильной стороне дела, то при капитализме это практически исключено. Порядочные люди, конечно, есть в обеих системах, но в обществе, провозгласившем, что главный успех – это максимальное обладание денежными знаками, любое забвение этого принципа выглядит либо наивным чудачеством, либо глупостью.

Жанна не стала возражать. Она смотрела на приближающийся дом. Наконец показала на него своему спутнику.

– Это дом моего отца. Или замок. Или поместье. Называйте как хотите. Сейчас я позвоню и сообщу, что мы подъезжаем.

Она достала телефон.

– Папа, мы уже близко, через несколько минут будем у тебя, – сообщила она. – Нет, я не одна. Я со своим знакомым. Нет, это не мой новый друг. Это друг мамы, которому она поручила меня опекать. Нет, нет. Не в том смысле, о котором ты подумал. Неужели ты можешь предполагать, что у мамы в ее возрасте может появиться такой друг? Как тебе не стыдно. В общем, мы уже подъезжаем.

Ворота открылись. Дронго обратил внимание на установленные повсюду камеры наблюдения. Судя по всему, Метельский неплохо оборудовал это поместье. Они подъехали к дому. Из него вышел невысокий мужчина в очках. Он был одет в белые брюки, цветной джемпер. Жанна была поразительно на него похожа. Увидев отца, она бросилась к нему на шею. Следом за отцом вышел высокий мужчина лет шестидесяти. У него были густые седые волосы, резкие черты лица, серые глаза. Это был полковник Метельский.

– Господин эксперт Дронго, – холодно сказал он, – рад, что вы посетили этот дом, – и протянул руку.

– Разве мы знакомы? – удивился Дронго.

– Я был в группе генерала Потапова, – пояснил Метельский, – вы тогда некоторое время работали с нами. С тех пор прошло восемнадцать лет, а вы почти не изменились.

– Еще как изменился. Тогда я был молодым, как дочь хозяина этого дома, – возразил Дронго.

Смыкалов подошел к нему, протянул руку.

– Мне сообщили, что вместе с Жанной сюда приедет самый великий эксперт из тех, кто живет в Европе, – громко сказал он.

Метельский не изменился в лице, хотя было очевидно, что Илья Данилович только что выдал наблюдателей, которые следили за Жанной и ее спутником от самого Паддингтона. Смыкалов ни разу в разговоре с дочерью не выдавал своей осведомленности в том, кто именно едет к нему вместе с Жанной, хотя был обо всем информирован.

– Спасибо за ваши слова, – пожал руку Смыкалову Дронго, – я приехал сюда по предложению вашей бывшей супруги, матери Жанны. Она беспокоится за нее и за вас после второго покушения.

– Пусть не беспокоится, – отмахнулся Илья Данилович, – с нами ничего страшного случиться не может. У меня очень надежная охрана, поэтому все будет нормально. Сейчас придет мой личный секретарь и покажет вашу комнату. И не беспокойтесь, господин Дронго, у нас все под контролем. Идем, Жанна, – он кивнул дочери, возвращаясь в дом. Она пошла следом. Кто-то из выбежавших сотрудников охраны забрал ее чемодан.

Из дома вышла высокая женщина лет сорока или чуть старше. Пышные формы, достаточно миловидное лицо, блондинка в темно-синем платье и на каблуках, словно здесь был служебный офис, а не загородный дом. Хотя и достаточно внушительных размеров. Все-таки это был почти дворец, а не обычный дом в провинции. Она невозмутимо посмотрела на Дронго.

– Здравствуйте, – вежливым и безразличным голосом поздоровалась она, – пойдемте в дом, я покажу вам вашу комнату.

Дронго взглянул на Метельского.

– Надеюсь, что мы еще встретимся, – сказал он.

– Обязательно, – кивнул полковник.

Дронго забрал свой небольшой чемодан и прошел за секретарем Смыкалова в дом.