– Давайте, – согласился он, – сделайте как можно скорее.
– Сейчас приготовлю, – она вышла из комнаты.
Смыкалов посмотрел по сторонам, словно опасаясь, что его увидят, обошел стол, который показался ему просто гигантским, и сел в старое, потертое кожаное кресло. В эту секунду оно казалось ему почти царским. Он закрыл глаза и удовлетворенно откинулся на спинку. Жизнь сделала невероятный кульбит. В свои тридцать восемь лет он получил такое невероятное повышение. Теперь все будет иначе.
Он вспомнил утреннюю давку в автобусе и в метро, толчки со всех сторон, утреннее раздражение людей, спешивших на работу. Вспомнил эту огромную серую массу, которая ненавидела всех чиновников, руководителей и партийных секретарей, передвигающихся по городу на автомобилях. Вспомнил запах немытых тел, давящее утреннее молчание, когда никто и ни с кем не хочет разговаривать, жалкие попытки влезать в переполненный автобус. Илья Данилович встряхнул головой, отгоняя воспоминания. Теперь у него есть своя «Волга» с персональным водителем. Он с трудом удержался от того, чтобы прямо сейчас броситься вниз и немного посидеть в своей машине.
«Представляю, какое лицо будет у Зинаиды Никаноровны», – подумал Илья Данилович. У него была глупая привычка называть свою жену по имени-отчеству – даже в мыслях. Наверно, потому, что они так и не стали близкими людьми. А может, потому, что она никогда не называла его Ильей, только Смыкаловым, даже ночью, в кровати. Кажется, в последний раз они занимались сексом два или три месяца назад. Он даже об этом не думал. Она так морщилась, когда иногда он дотрагивался до нее, словно от прикосновения ящерицы. Никакого удовольствия, никаких вольностей. Только «миссионерская» поза и быстрое сопение. Он получал свое и почти сразу засыпал. Она шла в их небольшую ванную, долго и тщательно мылась, а затем возвращалась и тоже сразу засыпала.
«А ведь люди живут совсем иначе, – неожиданно подумал он. – Мне только тридцать восемь лет, – вспомнил Смыкалов. – А ей тридцать семь. А мы ведем себя так, словно нам уже по семьдесят. Глупо. Мы никогда особенно не любили друг друга. Нужно было создавать семью, потому что так было принято. Ей необходимо было выйти замуж, а мне «остепеняться», как говорила ее тетя. Вот мы и остепенились. Просто сошлись два одиноких и уже не очень молодых человека, каждый из которых решил, что пришло время создавать семью».
Смыкалов протянул руку к городскому телефону, взял трубку и набрал номер школы, в которой работала его супруга. Она была педагогом по географии. Ему ответили, Илья Данилович поздоровался и попросил позвать к телефону Зинаиду Никаноровну Малкину.
– Извините, – услышал он в ответ, – но она на уроке, перезвоните попозже.
– Скажите, что звонил ее муж. Пусть она мне срочно перезвонит, – попросил Смыкалов.
– Хорошо, передам, – пообещала отвечавшая.
Он положил трубку и только тогда вспомнил, что не сказал, куда именно ей следует перезвонить. В финансовом отделе, где он столько лет проработал, у него не было своего городского телефона, а был лишь внутренний. Только после того, как он стал старшим финансистом, ему поставили аппарат. Но супруга ни разу за столько лет не звонила к нему на работу. Он даже сомневался, знает ли она его рабочий номер. Если она решит сейчас позвонить, то обязательно позвонит в финансовый отдел. Ну и пусть звонит. Нужно предупредить, что ему будет звонить жена.
Он уже протянул руку, чтобы вызвать Маргариту Акоповну. Но затем передумал. Пусть Зинаида Никаноровна позвонит в финансовый отдел и пусть они там забегают, когда услышат, что им звонит супруга заместителя генерального директора. Интересно, как именно они отреагируют? Наверно, будут поздравлять. Или не будут? Это тоже будет показателем их лояльности.
Раздался резкий звонок, и он вздрогнул. Звонил красный телефон. Илья Данилович быстро поднял трубку – в конце концов, он всем обязан своему бывшему однокашнику, – и услышал довольный голос Бориса:
– Ну как, осваиваешься? Уже успел прогнать этого ортодоксального старика?
– Я уже в его кабинете, – подтвердил Смыкалов.
– В своем кабинете, – поправил его Кирюхин.
– В своем кабинете, – согласился Илья Данилович.
– Через полчаса заходи ко мне, – приказал Борис, – заодно и пообедаем вместе. Ты еще не обедал в нашем «голубом кабинете»?
– Н-нет, – вспомнил он про «голубой кабинет», о котором рассказывали в их финансовом отделе.
Там обычно обедало руководство их комбината и приезжавшие на предприятие высокие гости: министры, заместители министров, сотрудники горкома и Мосгорисполкома, иностранные представители. Говорили, что там работает повар, который раньше работал в «Метрополе», и на обед подают черную икру и грузинские вина. Но, возможно, это были только слухи.
– А потом проведем совещание, – сообщил Кирюхин, – будем решать, как нам жить дальше. Ты не поверишь, но мне сейчас звонил наш министр. Только не российский, а союзный. Сам изволил позвонить. Говорит, что узнал о моем решении о переводе комбината в подчинение республиканскому министерству и не может согласиться с таким волюнтаристским решением. Ну я и сказал, что это решение общего собрания нашего предприятия. Он сразу испуганно заткнулся. Они ведь там все поддержали этот ГКЧП. Все выступили в поддержку заговорщиков. Теперь начнется «разбор полетов», и мы еще посмотрим, кто из них уцелеет на своих местах, – засмеялся довольный Борис.
Смыкалов осторожно положил трубку на место. Сегодня он будет обедать в «голубом кабинете». Он неожиданно почувствовал голод. Раньше он обедал бутербродами, которые давала ему Зинаида Никаноровна. Обычно два небольших бутерброда. Еще недавно она делала их либо с докторской колбасой, либо с голландским сыром. Но в последние полтора года невозможно было достать ни колбасу, ни сыр. Поэтому жена, не мудрствуя лукаво, делала бутерброды с плавленым сырком «Дружба». Этот сырок в последние годы стал такого отвратительного качества и от него так дурно пахло, что Илья Данилович стеснялся есть бутерброды в отделе. Он обычно выходил на перерыве в соседний сквер, устраивался на скамейке и съедал свой обед. Он ненавидел этот плавленый сырок, но ничего другого доставать для бутербродов не было никакой возможности. Мясо, масло и сахар они получали по талонам. Смыкалову еще повезло, что он не курил, так как сигареты тоже были большим дефицитом. Как и водка, которая пропала сразу после начала антиалкогольной кампании. Илья Данилович никогда не позволял себе злоупотреблять спиртным, но ему было обидно, что даже за водкой приходится стоять в длинной очереди.